Холоднее войны - Страница 35

Где же quid pro quo?

– Это очень, очень большая честь, – уклончиво сказал Том и осторожно положил ладонь на руку Амелии. Он вроде бы благодарил ее, но в то же время не говорил ни да, ни нет.

– Тебе это интересно? – спросила она и пристально посмотрела на него, склонив голову, как будто из-под очков. – Ты представляешь себя здесь, на этом месте? Года на три-четыре?

– Почему бы и нет.

– Хорошо, – удовлетворенно сказала она. И тут же вернулась к тому, что ее тревожило, как будто тему назначения Тома они уже обсудили и закрыли. – Тебе не встречалось такое имя – Эбру Эльдем?

Дряхлый турок поднялся со стула, так и не доев фруктовый салат. Том машинально проводил его взглядом, но мысленно он был в кабинете Пола, просматривал файлы и телеграммы, пытаясь выделить это имя среди сотен других.

– Журналистка? – почти наугад сказал он, но Амелия неожиданно кивнула. Том стал вспоминать дальше. – Арестована несколько недель назад, – медленно произнес он, припоминая детали. – Обычная турецкая история. Кто-то выступает с критикой Эрдогана, и на него вешают ярлык террориста. Все просто: раз – и в тюрьме.

– Да, это она.

– И что с ней?

– Она была американским агентом.

– Интересно.

Этот ланч оказался полным самых разнообразных сюрпризов.

– Ее завербовал твой старый друг Джим Чейтер. Когда ее арестовали, он еще жаловался Полу.

– Это Пол тебе сказал?

– Да. По его словам, это уже третий агент Кузенов, которого бросили в тюрьму.

– И все турки?

– Да.

– Эта Эльдем… она политический обозреватель?

Если Амелия и удивилась тому, что Том помнит даже такую второстепенную деталь биографии Эбру Эльдем, то она никак этого не показала.

– Да. Пишет для Cumhuriyet.

– Да, но ведь это здесь в порядке вещей, – заметил Том. – На данный момент в Турции сидят в тюрьме восемьсот журналистов. Это даже больше, чем в Китае.

– Неужели? – Амелия немного задумалась. Статистика действительно была потрясающей. – Что ж. Еще мы потеряли научных сотрудников. И студентов. У нас был неофициальный источник из правительственных кругов, который контактировал напрямую с Полом; так вот, он потерял свой собственный, еще более важный источник в ЕС. Его уволили всего через полгода после того, как взяли на работу.

Подобно тому как перед началом болезни человек ощущает неопределенный физический дискомфорт, Том вдруг тоже почувствовал, что Амелия собирается сказать ему нечто крайне неприятное, что принесет с собой кучу проблем. Будет ли это то самое «услуга за услугу» или нечто касающееся Пола? Продолжать разговор в ресторане стало неудобно – к освободившемуся столику как раз пробиралась молодая мамочка с ребенком, – и поэтому Амелия решительно встала, надела жакет и повела Тома к выходу. Некоторое время они шли молча. Мощеная улица, к востоку от Галатской башни, была совершенно пустынна. Наконец они заговорили снова.

– То, что я хочу тебе сообщить… Я делюсь с тобой этим как с другом. – Амелия посмотрела на Тома и одним только взглядом дала понять, что просит совершенной конфиденциальности.

– Конечно. – Он положил руку ей на спину. В этот раз никакого внутреннего сопротивления он не заметил.

– Я думаю, что в последние недели перед уходом Саймон Хэйнес выпустил из рук вожжи.

– Продолжай.

– И на мой взгляд, много чего ускользнуло от его внимания. В то время когда власть фактически переходила ко мне, я была ошеломлена и поглощена тем, что происходило с Франсуа (Амелия имела в виду похищение и освобождение из заложников своего сына), и тоже не заметила того, что теперь кажется очевидным. – Амелия свернула на узкую, безлюдную улочку, на которой был настоящий потоп из-за прорвавшейся трубы. Вода, яростно бурля, изливалась из стены дома и по правой стороне дороги потоком стекала вниз. – За четыре года был подорван целый ряд совместных операций с Кузенами. Хичкок и Эйнштейн – это были самые яркие провалы, спору нет, но кроме этого были еще целых три года срывов и осечек. В Лондоне, Соединенных Штатах, в Турции, Сирии, Ливии и Израиле.

– Подорваны? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что статистика работает против нас. Я имею в виду, что слишком многое – и слишком часто – вдруг начинало идти неправильно. Я просмотрела историю и цифры, и вот вывод: мы теряем слишком много агентов и упускаем огромное количество стратегических возможностей.

– Думаешь, есть утечка?

Каждый шпион в мире надеется, что ему никогда не придется задавать этот вопрос. Самым глубинным, параноидальным страхом каждой секретной организации, самым страшным ее ночным кошмаром был крот. Филби. Блейк. Эймс. Ханссен. С каждым поколением появлялись все новые и новые имена. Предатели порождали предателей. Целый класс бюрократов кормился за счет собственного существования, играя на страхе и двуличии. Амелия, которая тут же поняла, о чем думает Том – для этого ей хватило одного-единственного взгляда, – неожиданно попросила у него сигарету. Сигарету! Он помог ей прикурить, и они пошли дальше.

– В чем тут штука, я не знаю, – призналась она. – Но не думаю, что это нечто техническое.

Это лучше или хуже? Предательство одного отдельно взятого человека причиняло большую боль, но – по иронии – гораздо меньше вреда, чем засвеченный источник коммуникации. Если бы, скажем, иранцы или русские сумели внедриться в систему телеграмм МИ-6, с секретной службой было бы покончено раз и навсегда. В то же время если в организации завелся крот, то его или ее рано или поздно можно было вычислить. Это был лишь вопрос времени.