Холоднее войны - Страница 46

– Да, сэр. – Голос у Адама был несколько ошеломленный. – Но кто же еще захочет увидеть эту записку? Вы имеете в виду журналистов?

– Журналисты меня не волнуют. Им всегда можно заплатить. Меня волнуют Кузены. Будь очень осторожен с янки.

Боковым зрением он заметил какое-то движение и обернулся. Рэйчел направлялась прямо к нему. В пальцах у нее дымилась сигарета. Он махнул ей рукой, изобразил виноватую улыбку – затем пожелал Хэйдоку удачной поездки и уже собирался дать отбой, но Адам не дал ему закончить.

– Есть еще кое-какая информация, Том.

– Что такое?

Рэйчел стояла на другой стороне улицы. Словно облитая мягким светом уличного фонаря, она выглядела обворожительно. Он показал на телефон и пожал плечами – как будто давно хочет завершить разговор, но прилипчивый собеседник его никак не отпускает.

– Из ресторана прислали фрагменты записи с камер наблюдения.

– Фрагменты.

– Мужчина, который сидел с мистером Уоллингером. У него борода.

Том взглянул на Рэйчел. Ему не хотелось упоминать вслух имя ее отца. Он прижал трубку ближе к губам.

– Но мы ведь и так это знали, верно?

– Да, знали. Качество изображения очень плохое. Запись неотчетливая.

– В Лондоне это смотрели? Увеличили разрешение – или что там делают эти парни?

В который раз Том подумал, мог ли бородатый мужчина на Хиосе, который сидел за столиком на веранде вместе с Уоллингером, оказаться Джимом Чейтером. Он скосил глаза. Рэйчел тоже достала телефон и проверяла сообщения.

– Ну, много они сделать не смогли, – признался Адам. – В Лондоне ведь тоже не боги. Разве что…

– Что?

– Столик, кажется, был накрыт на троих.

– Они уверены?

Рэйчел подняла голову. Прислушивается к разговору, понял Том.

– Три ножа, три вилки, три салфетки. Три бокала для вина. На спинке одного из стульев – пиджак; на двух других сидят Уоллингер и бородач.

– Может быть, это пиджак бородатого.

– Он розовый, – отрезал Адам.

– Ну, мало ли. Чудесная погода. Средиземноморский климат, средиземноморские настроения. Некоторые мужчины достаточно уверены в себе, следят за модой и могут позволить себе носить пастельные оттенки.

Том повернулся к Рэйчел и задрал брови. Еще пару минут, говорил его жест. Она, тоже жестом, ответила, что никуда не торопится, и улыбнулась ему. Ее губы были алыми от помады. Том вдруг почувствовал гул в голове – вино за ужином, «Кайпиринья» и где-то на три пальца водки, которую он залпом опрокинул в себя перед выходом из отеля. У нее были очень красивые ноги, загорелые и сильные. Танкетки подчеркивали форму икр. Черный пояс крепко, как корсет, охватывал ее талию. Она не была худой и гибкой, как большинство девушек в баре. У Рэйчел была соблазнительная фигура с округлостями в нужных местах. Силуэт «песочные часы», затянутый в угольно-черное.

– На столе было что-нибудь еще?

Адаму понравилось, что Том проявляет такое внимание к деталям.

– О да. Хорошо, что ты спросил, а то бы я мог забыть.

Мимо, ревя мотором, промчался «порше» с дипломатическими номерами. Мастроянни в безупречном костюме за рулем, невероятно красивая девушка рядом. Итальянское посольство, подумал Том и заметил, что Рэйчел провожает автомобиль глазами.

– Забыть что?

– На столе, напротив стула с пиджаком, лежала цифровая камера. Между вилкой и ножом. Серебристого цвета, размер карманный. Она могла принадлежать тому, кто сидел за третьим стулом.

– Но у нас ведь нет никаких идей насчет того, кто бы это мог быть. Не было ли у них других камер наблюдения, установленных под другим углом? Может, были еще камеры в других барах или магазинах, дальше по набережной?

– Я продолжаю искать.

Шандор. Может, розовый пиджак принадлежал Шандор? Но зачем Полу брать свою любовницу на встречу с Чейтером? Нужно было лететь в Хорватию, чтобы наконец поговорить с ней. Выяснить, кто еще был за столиком с Уоллингером. Пусть Амелия пока занимается охотой на крота сама. В конце концов, лишь она обладает властью, чтобы контролировать поток информации, исходящий от Кузенов и поступающий к ним.

– Удачи, – пожелал он, сунул телефон в карман и пошел через улицу к Рэйчел.

Глава 24

– Прошу прощения, – сказал он. – Работа.

– Да все нормально. Я просто удивилась, куда ты вдруг исчез. Вышла покурить и увидела, что ты разговариваешь.

– Хотя я собирался принести тебе выпить.

Рэйчел наморщила нос и наигранно передернула плечами.

– Похоже, я и так уже выпила слишком много. – Том вытащил пачку сигарет и предложил ей, но на этот раз у Рэйчел были свои. И зажигалка тоже. И у нее не было никакой нужды обхватывать его руку своими ладонями. – Что ты думаешь о Райане? – спросила она.

– Довольно приятный. Красивый, мерзавец.

Рэйчел чуть развязно улыбнулась:

– Согласна. И мне кажется, к тому же он довольно умный. На похоронах я с ним почти не говорила.

– Никто не распознает душу по лицу, – неожиданно выпалил Том.

– Это еще что значит, мистер Шекспир? – От смеха Рэйчел поперхнулась дымом.

– Да просто так. Невозможно узнать человека по внешности, только и всего. Может быть, он умный. Может, красивый. А может, онанист.

– По-моему, о каждом человеке можно сказать то же самое, разве нет?

– Конечно. – Они медленно пошли вверх по улице по направлению к бару. – Мне не слишком тут нравится, – признался Том, пытаясь сменить тему. – Не мое место.

– И не мое. – Рэйчел затянулась и потерла шею сзади. – Этот бар взорвали бы первым, если бы разгорелась революция.

Она была абсолютно права. Бар Bleu был под завязку набит представителями нового мирового класса – слишком хорошо образованными, чрезмерно привилегированными молодыми людьми, которые посвящали свою жизнь исключительно накоплению средств и зарабатыванию статуса – а также удовлетворению своих разнообразных и ненасытных аппетитов. Клекнер принадлежал к тому же племени, и это в нем было особенно заметно. Все, кто веселился сейчас там, на вечеринке, – нелюбопытные интеллектуалы, знающие все на свете, лишенные сомнений и комплексов, умудрившиеся превратить в добродетель даже обыкновенную чистейшую жадность – чувствовали себя как в нирване. Девушки, кокаин, шампанское, дизайнерские вещи… все напоказ, все на зависть другим, все ради того, чтобы получить то же самое. И все же в Клекнере чувствовалось некое отторжение такого образа жизни, нежелание окунуться в него с головой. Может быть, он случайно оказался в компании экспатов и молодых, быстро делающих карьеру дипломатов, которые шатаются из модного бара в модный бар, из дорогого ресторана в дорогой ресторан, и решил просто не сопротивляться, насладиться тем, что предлагает ему судьба? Или это было оперативное прикрытие, возможность что-то извлечь из образа богатого гламурного красавчика?