Холоднее войны - Страница 61

– Я хотела тебя спросить о стольких вещах, – сказала она и макнула кусочек хлеба в белую чашку с соусом цацики. – У меня такое ощущение, как будто я о тебе ничего не знаю. Когда мы познакомились, говорила только я. Ну, например… что ты любишь?

– Что я люблю?

Задавал ли ему хоть кто-нибудь, хоть когда-нибудь такой вопрос? Том в этом сомневался. Он ответил ей – так откровенно и подробно, как никогда раньше, и их беседа то и дело убегала в совершенно неожиданных направлениях – они обсуждали односолодовый виски, Ричарда Йейтса, крикет, сериал «Во все тяжкие»… Том знал, что таким образом Рэйчел его изучает, потому что человек больше всего раскрывается в своих пристрастиях. Долгие годы в своих же собственных интересах ему было выгодно оставаться «непрозрачным» – шпион должен скрывать свое настоящее «я» – не только для агентов и коллег, но и для Клэр, своей жены, женщины, с которой он прожил большую часть взрослой жизни. Возможно, он был загадкой даже для себя самого. Но с Рэйчел, как бы абсурдно это ни звучало после столь короткого знакомства, он чувствовал себя так, будто его кто-то знает. И в то же время он давно уже не ощущал такой зыбкости, неустойчивости, беззащитности… Он был во власти другого человека. Неужели Пол чувствовал то же самое с Сесилией? Украла ли она сердце его друга так же просто, как Рэйчел в данную минуту отнимала его собственное? Возможно, они были одной крови, одной породы – мужчины, которые смогли противостоять ИРА и «Талибану», но не способные контролировать такую простую вещь, как свои чувства?

– Расскажи мне о Берлине, – попросила Рэйчел, разливая по бокалам остатки вина.

– Я не был в Берлине, – сказал Том.

Ее лицо не изменилось.

– А где ты был?

– На Лопуде.

Рэйчел откинулась на спинку стула и потянула за собой бокал. Он балансировал на самом краешке стола, и Том подумал, что бокал вот-вот разобьется и осколки разлетятся во все стороны.

– Неудивительно, что ты мне не сказал.

– Я говорю тебе сейчас. Прости, и мне очень жаль, что я не мог сделать этого раньше. – Он чуть подался вперед. Рэйчел была совершенно непроницаема. – Сесилия Шандор мертва.

– Господи.

– Мы пока не знаем точно, что случилось. Возможно, она была убита. А может быть, покончила жизнь самоубийством. Но нам известно, что у нее был бойфренд в то же самое время, когда она встречалась с твоим отцом. – Рэйчел помрачнела и покачала головой. Потом уставилась на скатерть. Том понимал, что выдает ей тайны операции, секретные материалы и так далее, но все равно продолжил: – На Хиосе видели человека, который разговаривал с Шандор и твоим отцом. Они вместе обедали в ресторане в гавани за день до того, как произошла катастрофа. Мы пытаемся определить его личность. Он может оказаться как сотрудником одной из спецслужб, так и просто знакомым.

– Зачем кому-то убивать Сесилию?

Вопрос лежал на поверхности. У Тома не было никакого ответа – только инстинкты и, возможно, паранойя.

– Раньше – так сказать, в предыдущей жизни – она служила в разведывательной службе Венгрии. Нам еще только предстоит установить, не была ли она нанята специально, чтобы соблазнить твоего отца. У нас есть серьезные сомнения в правдивости этих отношений.

Том осознавал, что говорит чересчур много, громоздит теорию на теорию, гору на гору. Что, если Рэйчел расскажет все матери? Не было никаких доказательств, что Сесилия послужила приманкой для Уоллингера, – разве что ее связь с Люкой. И существовала вероятность, что она, как и Яннис Кристидис, действительно совершила самоубийство – не справилась с отчаянием.

– Что ты пытаешься мне сказать? – спросила Рэйчел. – Что мой отец был предателем?

На этот вопрос у Тома всегда имелся твердый ответ. Нет. Он просто не мог поверить, что Пол Уоллингер мог быть еще одним Кимом Филби или Джорджем Блейком; что глава анкарского отделения МИ-6 работал в тандеме с Шандор и Службой внешней разведки. Когда Рэйчел сказала это, он увидел всю глубину ее дочерней любви и холодящий сердце страх, что его склонность к супружеским изменам переросла в конце концов в измену родине. Ему сразу же захотелось утешить, успокоить ее; он не мог выносить ее страдания, она не должна была терзать себя такими ужасными сомнениями. Амелия была убеждена, что утечка происходит со стороны американцев, от Клекнера. И сейчас, на время, им требовалось срочно поверить, что кротом был Абакус.

– Я уверен, что это не так. Я просто не знаю ничего об этой женщине. Что о ней правда, а что нет.

– А теперь, когда ей закрыли рот, вы ничего и не узнаете?

– Может быть. – Том поднял бокал и посмотрел мимо Рэйчел, туда, где пересекались и отражались в воде огни Босфорского моста. Он чувствовал, что сказать ему больше нечего. За два столика от них маленькая девочка в прелестном белом платьице смотрела кино на DVD-плеере, пока вся семья ужинала.

– Папа говорил о тебе, – неожиданно сказала Рэйчел. – Я вспомнила, пока ты был в отъезде. Два года назад было что-то такое в газетах. Что-то о пытках. – Том поднял голову. Рэйчел, конечно, имела в виду Гарани и Чейтера. – Выдача преступника? Ты был в этом замешан? Это ты – «свидетель Х»?

Том вспомнил, что точно такой же разговор был у них с Эльзой, тогда, в Уилтшире. И он всем своим существом надеялся, что Рэйчел проявит такое же понимание и доверие.

– Отец говорил, что ты – один из самых достойных людей, которых он знает. Он был поражен тем, что случилось, тем, как с тобой обошлись. И не мог понять, почему ты не подал в отставку.

Отчего-то Том не слишком поверил этой убежденности в ее голосе.