Холоднее войны - Страница 68

– Понимаю.

– Но я помню, что он взял полотенце на пляж и искупался. Вот здесь записано. Когда мы шли за ним до парома, у него были мокрые волосы.

– А Ричардс? Он не купался?

– Нет. Не думаю. У него двое детей – он женат на француженке. Скорее всего, он в это время укладывал их спать, было уже поздно. Райан, возможно, заходил к ним, перед тем как пойти купаться. У него хорошие отношения с этой семьей. Сын Ричардса ему очень нравится, он учит его играть в бейсбол.

Это Том знал и из материалов.

– О’кей, – сказал он.

Оставалась еще одна дата. Тот самый вечер посреди рабочей недели, когда Клекнер яростно сражался в нарды при относительной влажности воздуха восемьдесят процентов в пиджаке и при галстуке. Через пару минут Мохсин нашел и этот рапорт. В этот раз он сразу посмотрел, что делал Абакус в день, предшествующий посещению чайной.

– О’кей, вот оно, – произнес он.

Том, не отрываясь, смотрел на свою пачку сигарет. Как только они закончат разговаривать, он пройдет прямо через канцелярию, выйдет на улицу и всласть покурит в той чайной, что между консульством и Londra Hotel.

– Давай, – бросил он.

– В эту ночь он спал с девушкой. Турчанка, зовут Элиф. – Том знал ее. Силиконовая старлетка из бара Bleu в активном поиске богатого мужа. – Она ушла на рассвете, он пошел в спортзал. – Мгновенная пауза, затем: – Господи…

Том подался вперед. Всем своим существом, костями, кровью он знал, что сейчас скажет Мохсин. Снова это опьянение, волнующее, кружащее голову.

– Угадайте, куда он отправился, сэр?

– Думаю, я уже знаю, что ты собираешься мне сообщить.

– Кабаташ. Паром.

– До Бююкада.

– Прямо в дырочку, сэр.

Глава 38

Через пять минут Том, сломя голову выскочив из консульства, уже сидел в такси. Водитель разрешил ему курить – «только откройте окно», – и по дороге он послал СМС Мохсину насчет местонахождения Клекнера. Мохсин подтвердил, что в данный момент Абакус в Бурсе, на конференции, организованной Красным Крестом и посвященной проблеме сирийских беженцев. Подтверждает свою легенду и, возможно, заодно пытается кого-нибудь завербовать. Значит, опасности столкнуться с ним на Бююкада в коляске, запряженной парой лошадей, нет.

– Как все же это правильно произносится? – спросил Мохсин полчаса спустя, когда они сидели в импровизированном кафе у терминала на западной стороне Босфора.

Том прибыл первым и заказал два стакана чаю, чтобы убить время в ожидании парома.

– Бюй-ю-ка-да, – медленно, по слогам повторил Том.

– А здесь приятно, да? – Мохсин повертел головой по сторонам. Вода была оттенка сапфира – само совершенство.

Том посмотрел на стеклянный стакан с чаем. Старик с двухколесной тележкой, стоя на краю оживленной дороги, по которой транспорт подъезжал к терминалу, продавал жареные каштаны. До кафе доносился запах горячих углей. Том пропустил ланч, и ему ужасно хотелось есть. Над прилавком кафе висел красочный баннер в стиле «Макдоналдса», предлагавший гамбургеры и поджаренные сэндвичи с сыром разной степени съедобности. Он бы обязательно заказал себе хоть что-нибудь, но колонки с шумом и треском объявили о прибытии парома. Они встали. Том залпом опрокинул в себя остатки чая, словно стопку текилы, и горячая жидкость обожгла ему горло, оставив на языке крупинки нерастаявшего сахара. Затем двинулись к турникетам. Сзади раздавались гудки и скрежет тормозов – видимо, кто-то на дороге попал в неприятную ситуацию.

На пароме было пустовато. Том насчитал у причала девятнадцать пассажиров. Двое были британцами – он явственно различил акцент жителей Уэст-Кантри, остальные – турками или туристами из других стран. Они взошли на паром, Том вслед за Мохсином, и заняли свои места на первой палубе. Какого-то бедолагу-путешественника недавно стошнило – вокруг чувствовался запах рвоты, упорно пробивавшийся сквозь едкий аромат дезинфицирующего средства. Как только паром отошел от причала, начался дождь. Небо затянуло тучами, и Босфор потерял свой изумительный цвет. Бурлящая вода казалась холодной и слишком серой.

– Примерно тут мы и сидели, – тихо сказал Мохсин, устраиваясь поудобнее, – может быть, даже паром был тот же самый. – Рядом с ними семья устроила себе небольшой пикник – хлеб и сыр. На Мохсине были шорты, майка с символикой клуба «Галатасарай». Он постарался вспомнить расстановку членов команды в тот день. – Были Стив и Агата. Изображали парочку туристов. Сидели за ним. Прийя, в хиджабе – на верхней палубе. Я был вон там. – Он показал на телевизор в углу палубы. – Делал вид, что смотрю местные новости.

– Что у Абакуса было с собой?

– Сумка на плече. Та же самая, с которой он обычно ходит на работу. Он с ней вообще много куда ходит. Кожаная. Носит в сумке книги, газеты и журналы, дезодорант – если собирается вечером куда-нибудь выйти, а времени принять душ в консульстве у него не будет.

И продукт, подумал Том. Донесение куратору. Флешка. Хард-диск. Если Абакус сделал закладку, необходимо было ее изъять, забрать до того, как она попадет в руки куратора.

– На обратном пути сумка не выглядела как-нибудь по-другому? Легче? Или больше?

– Точно легче. У него была с собой бутылка вина, потому что он собирался поужинать с Ричардсом.

– У него дома?

– Да.

– И где это?

– Не волнуйтесь. Я вам все покажу.

По пути паром останавливался четыре раза. На азиатской стороне им пришлось ждать целых десять минут, пока на борт забиралась большая группа китайских туристов. Всей стайкой они устроились на внутренней палубе, в шляпах и солнечных очках, тихие и какие-то подавленные из-за дождя. Краны, разгружавшие контейнерные суда, были окутаны туманом; Том разглядел длинный ряд новеньких фиолетовых автобусов, выстроившийся вдоль причала. Старая железнодорожная станция в районе Кадыкёй была все еще на месте. Она напомнила Тому набережную Вайтань в Шанхае, давнюю операцию по вербовке африканского торговца оружием, который приехал туда из Найроби. Дождь уже стоял сплошной стеной; длинные струи хлестали по палубам и сливались в ручьи и потоки. Паром наконец выбрался в устье Босфора и дальше в открытые воды Мраморного моря. Двадцать минут качки – и они подошли к Кынылыада, первому из Принцевых островов. Ливень понемногу прекратился, и Том вышел наружу, вдохнуть насыщенного влагой полуденного воздуха. Он стоял у правого борта и курил. Через его плечо, к далеким минаретам Святой Софии, вдруг перекинулась радуга.