Холоднее войны - Страница 74

– Есть риск, что кто-то придет в развалины. В любую минуту. Я нашел тайник. И он был заряжен.

– Господи. – Мохсин торопливо напялил рубашку. – Хотите, чтобы я остался? Посмотрел, как и что?

Том подумал о такой возможности, но решил, что это будет слишком опасно. Откуда там можно «посмотреть, как и что»? С верхушки дерева? С лодки в открытом море? Нет. Место для тайника было выбрано с умом. Даже поставить камеру наблюдения было бы небезопасно.

– Нет. Забудь об этом, – ответил он, вынул сигарету и закурил. Они подошли к краю усыпанного галькой пляжа. – Нам просто нужно смотаться подальше отсюда как можно быстрее.

Александр Минасян вынырнул в семидесяти метрах от берега и громко фыркнул, изрыгая из носа морскую воду. Слегка шевеля руками, он внимательно оглядел и фасад дома Ричардсов, и руины дома Троцкого, большей частью скрытые густой порослью молодых стройных сосен. Он слышал, как где-то неподалеку играют дети, как рычит двигатель моторной лодки, как с шипением стекают с гальки волны. Он повернул голову в обратную сторону, туда, где простиралась гладь Мраморного моря, вплоть до самого Стамбула, и вспомнил свои долгие споры с Клекнером по поводу размещения тайника именно на Бююкада. Минасян доказывал свою точку зрения до хрипоты, но американец упорно стоял на своем. В конце концов он сумел убедить и своего куратора.

– Послушайте. Мэтт – мой друг. Он устраивает вечеринки, я часто у него ужинаю. Я могу пройти в дом Троцкого, оставить все, что мне надо оставить, и взять все, что вы сочтете нужным мне передать. И я вернусь обратно к Мэтту прежде, чем кто-то заметит мое отсутствие. Если кто-то застанет меня здесь, я скажу, что я историк и интересуюсь биографией Льва Бронштейна. Или это, или я хочу купить этот участок и построить на нем дом вроде того, что у Мэтта. Понимаете? А вы посылаете меня в какой-то парк в Стамбуле, где мне надо будет подозрительно петлять между домами и пять часов наматывать круги на машине, чтобы стряхнуть хвост. А потом оставить секретную информацию в каком-нибудь туалете. Я буду нервничать и дергаться. Я засыплюсь. А я не хочу засыпаться и не хочу, чтобы меня поймали, потому что я хочу помогать вам, ребята. Но мне будет трудно это делать, сидя на заднице в какой-нибудь тюрьме в Виргинии.

Итак, Служба внешней разведки позволила Райану Клекнеру сделать все так, как он хочет. Самое главное – агент, выполняя задание, должен чувствовать себя комфортно. И в безопасности. Для Минасяна было большим облегчением иметь дело с подготовленным офицером ЦРУ – хотя и с совсем небольшим опытом, – который знал, как уйти от слежки, и существенно уменьшал вероятность раскрытия. Кодак был агентом основательным и спокойным – иногда даже страшновато спокойным. Тем не менее Минасяну было известно, что Москва относится к нему с опасением, и он прекрасно понимал, что позиция американцев не всегда нравится его старшим коллегам. Например, он был убежден, что в обычных обстоятельствах никто не стал бы отдавать приказ убрать Сесилию Шандор. Это был очередной симптом московской паранойи относительно Кодака, желание защитить своего агента любой ценой. Если бы кто-нибудь учитывал его, Минасяна, мнение, он бы до конца стоял на том, чтобы Шандор и Люку Зигика оставили в живых.

Минасян развернулся и снова посмотрел на пляж. Он находился далеко от берега и опасался, что какой-нибудь корыстолюбивый местный житель утащит его полотенце или сумку. Двое мужчин – один белый, второй темнокожий турок – как раз уходили с пляжа по тропинке, что шла в обход. Трое ребятишек бежали за матерью – они тоже возвращались в город. День подходил к концу. Минасян взглянул на запад, на медленно опускающееся солнце. Пора было заканчивать с купанием и приступать к выполнению задачи. Он перевернулся на спину и поплыл назад, неторопливо подгребая руками. Высоко в небе, оставляя за собой белый след, летел самолет.

Глава 41

– И что, по-твоему, это означает?

– Разве это не очевидно? – возразил Том.

Он снова был в комнате для переговоров, все в той же промокшей от пота одежде, в которой ходил весь день, и разговаривал с Амелией. В Турции было половина одиннадцатого, в Воксхолле – половина девятого. Амелия смотрела на последнее предложение в послании Клекнера. Том отправил ей документ секретной телеграммой час назад.

...

«Почему убрали СШ? Объяснение? Скомпрометирован ПУ? Предлагаю В вт 30 – пт 3 (подтверждение СМС)».

– Явная связь с Сесилией Шандор, – сказал Том. – А ПУ – это Пол.

– Это я поняла, Том.

– Тогда какая часть фразы тебя смущает?

Они разговаривали уже час, и терпение Тома было на пределе. Он ничего не ел с самого завтрака, Рэйчел не ответила, когда он позвонил ей с парома, а в переговорной было так дьявольски холодно, что ему пришлось позаимствовать из шкафчика в канцелярии, где хранились забытые вещи, чужое пальто. Оно было на несколько размеров меньше и немилосердно жало во всех местах. Он собирался прямо с острова отправиться в аэропорт имени Сабихи Гёкчен и сесть на последний самолет до Лондона, но найденный тайник, доказательство предательства Клекнера – и возможная вовлеченность в дело Пола, – все это было слишком важно. Так что вместо аэропорта Том выдернул Амелию со встречи в Уайтхолле, и она помчалась на Воксхолл-Кросс, чтобы поговорить с ним в безопасности.

– Меня ничего не смущает, – парировала она именно таким тоном, как Том и ожидал. В ее голосе появились нотки раздраженного высокомерия – точно такие же, как у Клэр перед тем, как они начинали ссориться. – Я просто хочу узнать – что, по-твоему, это означает. Что такое «раскрыт»? Что он имел в виду под этим словом? Пол был агентом или простофилей? И почему Клекнеру не все равно?