– Это мне понятно, Амелия, – с нажимом произнес он. Его давняя привязанность к ней, их дружба, верность их проклятой профессии – все это вдруг стало разваливаться на куски прямо здесь и сейчас, и Том это чувствовал. – А вот что мне не понятно…
– Дай мне закончить, – резко перебила Амелия, как будто он собирался оскорбить ее очередным глупым, несносным нравоучением, и налила себе вина в бокал. – Рэйчел была готова целоваться с Райаном. Она даже была готова лечь с ним в постель. И это был выбор, никем не навязанный, который она сделала по доброй воле.
– О, твой высокопарный…
– По доброй воле, – твердо и размеренно повторила Амелия. – Я никогда не верила, что она сможет с ним переспать, заняться с ним сексом, то есть вступить с ним в интимную близость – в том смысле, как ты это понимаешь. Я не считала, что создала шлюху или проститутку и она променяет то, что было между вами, на мужчину, которого она так сильно презирает.
Том примолк. Его ревность представлялась ему сейчас позорным проявлением слабости, и это было очень стыдно и унизительно. Но Амелия еще с ним не закончила.
– Узнай, трахались они или нет. Постарайся. Приложи все усилия! – Она почти смеялась, как будто быстрое, как говорится, «по пьяни» соединение двух тел могло иметь хоть какие-то долговременные последствия. – Нет, не трахались, Том, если это все, что тебя заботит. Чертовы мужчины с их проклятыми больными эго. Зачем, по-твоему, она его так напоила? За ужином, а потом в ночном клубе? Зачем она всем своим поведением обещала ночь страстной любви – чтобы он свалился в кровать и захрапел, когда все только начиналось?
– Так она ему что-то подсыпала?
– Бинго! Рада, что ты к нам присоединился. Добро пожаловать в нашу операцию.
– Но как она это сделала?
Опираясь на собственный опыт, Том знал, что любое успокаивающее или снотворное средство, даже очень слабое, в такой ситуации применять очень рискованно. Он вспомнил, что говорил Клекнер: «Я вырубился? Со мной такого никогда не бывает». А вдруг он заподозрит, что Рэйчел «приправила» его еду или питье? Что, если он внимательно осмотрит свой телефон и поймет, что она подменила батарейку?
– Это было снотворное, – подтвердила Амелия. – Кажется, называется лоразепам.
– Насколько сильное?
– В достаточной степени. Наше было с отсроченным действием.
Том покачал головой. Злость на Амелию потихоньку возвращалась.
– Предназначено для того, чтобы пьяный, измотанный мужчина в состоянии стресса почувствовал себя еще более пьяным и измотанным, а потом свалился с ног. Точно так оно и случилось.
– Вот почему Клекнер проснулся только к полудню.
– Да, поэтому, – согласилась Амелия. Кажется, к ней вернулось хорошее настроение.
– И как же Рэйчел подсунула ему лоразепам? Нет, не говори. Сам догадаюсь. Крохотный хрустальный флакон с белым порошком, который она высыпала Райану в «Мохито»?
Амелия отпила вина.
– Ну почти, – ответила она. Снисходительный тон Тома разбился о ее довольную улыбку. – На самом деле снотворное было у Рэйчел в жевательной резинке. Жидкое тоже имелось, впрочем, – на тот случай, если Клекнеру не захочется жвачки. Но он был только рад освежить дыхание после всего этого спиртного в Boujis. Рэйчел предложила ему пластинку, и он взял. Пожевал минут десять, поцеловал ее и уснул час спустя. Выпивка сделала все остальное.
– А Рэйчел?
– А что Рэйчел?
– А если Клекнер поймет, что его одурманили? И у него возникнут подозрения по поводу этой другой батарейки? Что, если он уже знает, что мы держим его за задницу и завтрашний отъезд Рэйчел в Стамбул – это только наживка, обман? Он может ее убить. Приказать убрать.
– Это все немного слишком волнительно, не так ли, Том? Вряд ли Служба внешней разведки захочет развязать Третью мировую, убивая направо и налево офицеров МИ-6.
– Они убили Сесилию Шандор, а она работала на них.
– Именно. В моменты разочарования русские имеют склонность убивать своих собственных людей. А не наших. – Она улыбнулась, легко выиграв этот спор, и Том удивился, когда Амелия легко коснулась его плеча. – Кроме того, Рэйчел, может быть, и не придется встречаться с Клекнером в Стамбуле.
– Почему?
– Потому что она сделала свое дело. Поменяла батарейку. – Уголки ее губ снова дернулись в улыбке. – Телефон работает. Мы можем видеть Клекнера. Мы можем слышать Клекнера. Если Абакус возьмет телефон на встречу, вытащит батарейку и оставит ее хоть в пятидесяти футах от места разговора, даже в этом случае мы будем слышать каждое произнесенное слово.
Все случилось так, как и обещала Амелия. Как она и планировала. Абакус сходил на свой ужин с друзьями по колледжу, потом вернулся в отель и лег спать. Проснулся утром в пятницу, а затем отправился повидаться с Александром Минасяном.
Том и команда наружного наблюдения не упускали его из виду – просто на тот случай, если с батарейкой вдруг возникнут технические проблемы и замечательный подвиг Рэйчел окажется бессмысленным. Они видели, как он наведался в посольство днем в четверг, проводили его в кино в торговом центре Westfield. Вечером Абакус присутствовал на ужине для восьмерых в ресторане Galvin, а потом его отвезли в отель в такси МИ-5, которое как раз проезжало мимо толпы однокурсников из Джорджтауна, которые вывалились на улицу из заведения в час ночи. Будильник Клекнер поставил на семь утра. Он заказал билет на рейс до Стамбула в 18:40, а потом принялся водить наружку за нос так долго, сложно и искусно, что в шесть минут первого, когда Клекнер все-таки исчез где-то на окраинах Клеркенвелла, Том устало перевел дыхание и невольно восхитился его безупречным мастерством.